Китайский опыт: масштаб, которого нет

Когда приводят в пример Китай и пытаются копировать его опыт, реформаторы других стран забывают о такой уникальной сущности Китая, как его огромное население, 1,4 млрд человек. Это – особую демографию – повторить никому не удастся, а значит - и скопировать китайские реформы, во многом основанные на масштабе страны. Эту простую аксиому повторяет мирсистемщик, д.э.н., профессор, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН Евгений Балацкий («Мир России», №3, 2025):

«Невозможно представить себе Китай в виде западной демократии, ибо его глубинная сущность – это коммунистическая начинка общественной жизни. Однако это принципиально разнится с опытом СССР, который благодаря коммунистическому строю сначала воссоздал исходную империю, а потом из-за него же и разрушился. Почему же Китай избежал такого хода событий?

На самом деле здесь мы сталкиваемся с неким неустранимым изначальным фактом – гигантским населением Поднебесной. Это тот Фатум, без которого трудно что-то понять. Дело в том, что по сравнению с Россией Китай имеет почти в 2 раза меньшую территорию и почти в 10 раз большее население. Это примерно в 20 раз большая плотность населения, которая составляет сущность Срединной империи и для россиян трудно осознаваема. Фактически все китайцы, включая её политическую элиту, живут в своеобразном человейнике, когда везде и всюду клубятся толпы людей. Это предопределяет образ мышления политической элиты, которая не может абстрагироваться от человеческой массы и её интересов.

Кроме того, история Китая наполнена примерами того, к чему приводит игнорирование интересов масс. Одним из таких примеров является тайпинское восстание, кото рое длилось в течение 1847–1864 гг. под предводительством Хун Сюцюаня и было спровоцировано, с одной стороны, отчаянием и озлоблением масс из-за охватившего страну голода, с другой – недовольством контрэлит, которые не могли занять достойного положения в своём государстве из-за монополии класса администраторов-бюрократов.

Революционная активность первых и организационное начало вторых породили гражданские войны и привели к свержению правящего класса. При этом над этими процессами нависал эффект масштаба: к 1853 г. войско тайпинов насчитывало полмиллиона человек, и в конечном счёте пролитые реки крови и огромные человеческие жертвы стали причиной того, что в 1912 г. правление династии Цин закончилось. А главное, тайпинское восстание совпало с опиумными войнами и крушением полноценной государственности Китая.

Нынешняя китайская элита помнит об этих событиях и выстраивает свою политику на базе непременного соблюдения двух принципов – учёта интересов масс и соблюдения принципа меритократии. Коммунистический строй очень хорошо лёг на демографическую специфику Китая и не позволил властям игнорировать интересы народа, поскольку КПК систематически держит в поле зрения данный аспект жизни государства.

Что-то подобное было и в России, например, во время Гражданской войны 1918 г., однако у нас в стране политическая элита в силу огромной территории не жила вместе с массами, старалась отделиться от них, могла не замечать проблем населения. В конце концов, можно было переместиться по стране или вообще эмигрировать – для небольших слоёв российской элиты это было и остаётся возможным. В Китае в случае возникновения гражданских войн драматизм ситуации, грубо говоря, будет в 20 раз выше, чем в России.
Не сложно видеть, что нечто подобное имеет место и в густонаселённом Вьетнаме, сохранившем в политическом правлении коммунистическое начало.

Из вышесказанного можно сделать далеко идущий вывод о будущем строе Китая – он не изменится и останется коммунистическим. В противном случае страна, а с ней и политическая элита, рискуют быть уничтоженными в океане междоусобицы. И наоборот, России с её низкой плотностью населения вряд ли удастся снова в обозримом будущем привнести в мышление политических элит коммунистические идеи, а следовательно, на российской почве нельзя повторить китайский опыт по объективным обстоятельствам».